И все-таки не оно, не это существо, представляющее собой странный симбиоз человека и зверя, является оборотнем в истинном его значении и смысле. Настоящий оборотень не использует тело другого существа, чтобы принять его личину. Он сам, весь целиком "оборачивается" в зверя или птицу. Причем невозможно даже задаваться вопросом, какой из этих обликов является истинным его и главным.

— Если рассматривать человека, как многомерное существо, — поясняет Е.А, Файдыш, — тогда то, что воспринимается нами как превращение, означает лишь, что в нашей физической реальности существо это повернулось как бы другой своей гранью. Эта другая грань его может выглядеть как волк, птица, куст или даже камень. Но это такие же компоненты целого, как, скажем, хвост и морда коровы. Внешне они совершенно различны. И, если бы был кто-то, кто никогда не видел коровы, его трудно было бы убедить, что там и там изображено одно и то же существо. Та же ситуация с оборотнем. И облик человека и облик волка — это разные грани все того же одного многомерного существа. В древности это понималось очень четко. То есть это—не волк. Он просто внешне похож на волка. Волкодлак, — это человек, но шерстью внутрь. Он как бы выворачивается и тогда принимает облик волка. Вопрос, какой он настоящий, лишен смысла. Обе его формы (а очевидно, есть еще и другие) настоящие. Наиболее известный в России вариант оборотня — человек не вселяется в другого зверя, а превращается в него целиком. Это то же тело, но только "вывернутое" другой стороной, шерстью наружу. Соответственно, отрубили, скажем, кошке лапу — ведьма или колдун оставались без руки.

Последнее подтверждают многочисленные рассказы — свидетельства о таких встречах. Приведу некоторые из них. Таков, например, эпизод, рассказанный английским капитаном Шоттом, датируемый началом века и относящийся к одному из северных районов Нигерии. Селению, где как-то расположился капитан с группой охотников, по ночам сильно досаждали гиены. Когда же охотники отправились по следам зверей, им пришлось остановиться: на полпути следы зверей внезапно прерывались и вместо них появлялись следы человеческих ног. В одну из таких вылазок удалось все-таки ранить крупного зверя, отстрелив ему челюсть. След крови привел их в соседнее селение. Там, как стало известно, на следующий день умер один из жителей. Погиб он от той же раны, которая была нанесена зверю.

Другой эпизод относится к шестидесятым годам. Европеец, владелец небольного зоопарка, находился в горах в районе бирманско-таиландской границы, рассчитывая пополнить число обитателей своего зверинца. Местные жители предупреждали его, чтобы был осторожен: в тех краях появился тигр-оборотень. В одном из селений, где он ночевал, его разбудили крики. Вбежав в дом, откуда исходил крик, он увидел в свете луны огромного тигра, который терзал за горло окровавленную женщину. Его выстрел ранил зверя в бок, и тот прыжками скрылся в джунглях, оставляя кровавый след. На следующее утро вместе с охотниками он пошел по следу, который вел сначала в джунгли, а потом вывел их к соседнему селению, к хижине, где они обнаружили человека со свежим пулевым ранением в боку.

Такие случаи, носящие характер документальных эпизодов, известны и у нас. Приведу некоторые из них, записанные этнографами в Сибири.

"Тут мы пасли скота. И вот летит птица… Как крикнет! Как засвищет! И скот весь разбежится. И неможно собрать его никак. Ну, эту колдовку-то поймал отец мой. Во второй-то день со мной погнал пасти. Я говорю: —Тятя, вот сейчас эта птица летит, скота разгонит. Он уже ружье зарядил. (...) Стрелил и вот в это место ранил. Да не могли мы ее найти-то в траве-то. Как провалилась! Ну, и потом отец-то вечером пошел: она на печке лежит, стонет. Он: —Ну че, сеструха, окрестилась? —О-о, вчера, серы глаза, ты меня решил. —А не будешь,—гыт,—скота-то гонять! И с тех пор она все, не стала. Это было, было… Это же колдовали. Это же все колдовство!" Это у нас в Кокуе… Молодежь гуляет вечером, а там одна старуха (она, видно, много знала...), то она чушкой сделатся, за имя бегат. Один там их старик и научил. — Вы, — гыт, — поймайте ее. Лошадью будет бегать—окружите ее и поймайте. Не бойтесь. И приведите ее к кузнецу, чтоб подковал ее. Но, так и сделали. Лошадь бежит туды прямо к им. Они ее окружили, поймали и привели как раз к ее дяде. Он кузнецом работал. —Ну, дядя, подкуй,—гыт. А он знал, что она такая. —Давай я ее, каналью такую, сейчас подкую. Подковал ее, отпустил. Убежала. Утром-то внучка отправлят: —Беги за дядей Митрохой, приведи.—Сама с печки не слезает. Тот пришел. —Дядя, раскуй меня! —А-а (…) Не будешь бегать за молодняком! И сразу отвадил ее. И с той поры она все, кончила бегать. Сразу отучили".

Иногда рассказы об оборотнях-колдунах сопровождает характерная деталь. В минуты опасности такой оборотень, в образе зверя ли, птицы ли, может исчезать. Именно по этому признаку охотники-коми узнают якобы оборотня. Такой оборотень-медведь, например, когда в него стреляет охотник, исчезает.

Напомню в этой связи деталь с птицей-оборотнем из эпизода, который я приводил выше. Подстреленная, она упала в траву и "как провалилась". Известны и чисто житейские наблюдения такого плана. Неизвестное животное появляется внезапно и так же внезапно и необъяснимо исчезает. Чаще всего такие случаи, не могущие быть объяснены, истолкованы рационально, вытесняются из памяти, забываются. То, как может выглядеть появление и исчезновение такого животного-оборотня, можно представить себе из рассказа, также записанного этнографом.

"А вот еще случай был. Этого я никогда не забуду. У меня как раз жила эвакуированная из Гомеля женщина. Она врач была, ну, и я в больнице работала и взяла ее к себе на квартиру: веселее же, чем мне одной.

И вот я в том углу лежу-ка, она вот сюда, а так вот дверь у нас. И вот я слышу-ка: из-за печки бежит, понимаете, как кролик, и лапой-то вот так — тук-тук-тук—ударят об пол. Я сразу взглянула, смотрю: на пороге заяц. Такой белый-белый! И ушечки маленечко черненькие, кончики. На порог-то заскочил, на задние лапки встал и вот так почистился. На ее посмотрел, на меня и — скок-скок-скок — убежал. И Зоя Павловна курила, лежала вот так навзничь. Вижу, Зоя Павловна следит глазами-то вот так. У меня прямо по коже мороз—откуда же этот заяц? Он убежал, она и говорит: —Ти-ин (она белоруска), у нас трусы е? —Какие же у нас трусы (трусы—кролики по-белорусски)? Какие у нас трусы, когда нам с тобой жрать-то нечего! Еще трусов будем кормить… Теперь что? Раз! — и свет потух. У нас свет был. А у ей на стуле лампа стояла, керосинка. Она зажигает эту лампу: —Шо таке? Айда искать. Айда! Пошли мы искать. Ну, хоть бы где-нибудь какое было отверстие. Бывает, в доме кошечке делают такое отверстие, чтоб ходила в подпол. А тут такая шшелочка в подполье, он же не мог в эту шшелочку ускочить… Вот что интересно".

Еще раз рассказ такого же ряда:

"Не могу спать. Выпросила у нянечки чайник, думаю: "Чайку попью, может, усну". И пошла (это было в час ночи), чай вскипел, я в кружку засыпала и пошла заливать кипятком. Только на кухонку-то ступила—смотрю: оттуда, с улицы—словно кто ее приглашал—хвост, как у белки, да пушистый такой! Ростом она будет величиной с кошку. Вот такая коричневая, бордова, аж блестит… Оттуда выскакивает! Хвост так растопырила—и мне под ноги, и вот туда, в угол. Что такое? Мордочка беличья и усики такие, в кучечке и ушечки как у белки. Белка и белка! Но большая. Глаза светлые-светлые, как у кролика глаза.

Я, дурочка, давай ее искать. Поискала, поискала—деться некуда ей. Что такое? Смотрю: она опять у меня из-под ног, эта белка, выскочила! Белка—не белка, кошка—не кошка. И опять же она вот так круг дала — и под койку. Я опять же ее искать. И тут, когда я не нашла никого, у меня так стронуло…"

Как выяснилось, в помещении, где происходило все это, не держали ни кошки, никакой другой живности. "Белка—не белка, кошка—не кошка". Странная внешность такого животного, возникшего неизвестно откуда и пропавшего затем без следа, неслучайна. Известен целый ряд сообщений о появлении таких существ, не похожих ни на одно из известных животных. Они возникают внезапно, многие видят их, иногда они оставляют даже следы, которым нет аналога, и исчезают так же неожиданно и бесследно.

В феврале 1855 года многие английские газеты в нескольких номерах описывали подобное происшествие, случившееся в окрестностях Эстера, к югу от Девона. После сильного ночного снегопада "наутро, — писал "Таймс",—жители этих городов были поражены, обнаружив следы странного и таинственного животного, наделенного к тому же вездесущностью, поскольку следы его можно было видеть в самых недоступных местах — на крышах домов, на стенах, в садах и во дворах, окруженных высокими стенами и оградами, а также на полях. В Лимпстоне не оказалось фактически ни одного сада, где бы не было этих следов. Отпечатки эти походят скорее на следы двуногого, чем четвероногого существа. Каждый расположен на расстоянии около восьми дюймов (20 см) один от другого, по форме напоминая более всего отпечаток ослиного копыта". Последующее расследование обнаружило, что район, в котором в течение одной ночи появились эти следы, весьма обширен и простирается на 200 км. Прерываясь на одной стороне реки, следы возобновлялись тут же на другом ее берегу. Следы эти были обнаружены также вдоль стены высотой в пять метров; причем левый след шел по одной стороне, а правый по другой стороне стены.

Существует целый ряд исторических свидетельств такого же рода. Похожее событие было описано в японской хронике, относящейся к 929 году, когда следы неведомого существа обнаружены были в императорском дворце. Есть подобные упоминания и в европейских летописях. Такие следы, тоже в форме копыт и которые тоже невозможно оказалось отнести ни к одному из известных животных, нашли на вулканической лаве, в том числе на склоне Этны. Само собой, отпечатки такие могли остаться только на раскаленной, незастывшей лаве.

Несколько раз таких животных даже видели. В одном из случаев свидетели описывали его как нечто пума-подобное, длиной около полутора метров, не считая хвоста, с кошачьей мордой. В других случаях упоминают какие-то существа, напоминающие больших черных собак.

Само появление странных животных, а затем столь же необъяснимое бесследное их исчезновение противоречит реальностям нашего бытия, как мы знаем их. В то же время сообщения эти убедительно вписываются в идею многомерности неких сущностей, пребывающих вне нашего мира. Можно представить себя такую сущность, от времени как бы простирающую или убирающую какую-то часть себе из нашей физической реальности. А уж как нам явится эта ее часть, какой проекцией—зайцем ли, птицей ли, человеком ли—это уж наш отсчет, видимость нашего мира.

Очевидно, существуют какие-то приемы или усилия, прилагая которые человек-оборотень может по своей воле переходить из одного состояния в другое. Маловероятно, однако, чтобы это был некий общий, универсальный способ. Для каждого существует, очевидно, свой, как каждому замку соответствует собственный ключ. Предположить это можно, исходя из тех редких сообщений об оборотнях, где упоминается тот или другой способ такого перехода.

В селе Лучасах Смоленской губ. рассказывают, что когда-то там жил мужик, умевший делаться оборотнем. Пойдет на гумно и пропадет. Однажды за овином нашли воткнутый в землю нож и вынули его. С тех пор мужик пропал и пропадал без вести года три. Один знахарь по советовал родственникам пропавшего воткнуть нож за овином, на том месте, где он торчал раньше. Те так и сделали. Вскоре после этого пропавший мужик пришел в свою избу, но весь обросший волчьей шерстью. Истопили жарко баню, положили оборотня на полок и стали парить веником; волчья шерсть вся и сошла. Оборотень рассказал, как он превращался: стоило ему "перекинуться" через нож, и он обращался в волка. Когда вынули за овином нож, он бегал в поле волком. Прибежал, а ножа нет. И век бы ему бегать в таком виде, если бы не догадались воткнуть на старое место нож. Хотя этот парень и обращался в волка и долгое время был оборотнем, но мысли и чувства у него были человеческие. Он даже не мог есть нечистой пищи, например, падали. Когда оборотень подходил напиться к воде, там отражался не волк, а человеческий образ".

Подобно другим паранормальным способностям, которые оказываются особенно стойки в традиционных сообществах, магическая практика эта хорошо известна у народов и племен "третьего мира". "Ее отец,—пишет исследователь, рассказывая об одной африканской колдунье, — был колдуном, славившимся среди племен бапенде способностью принимать облик леопарда, крокодила или льва. У колдунов это считается редчайшим даром".

Приведу столь же редкое свидетельство очевидца такого превращения. Описываемое происходило в наше время в одном из племен Дагомеи. "Наконец барабаны стали бить тише и медленнее, и на середину вышли три жреца фетиша, держа в руках цыплят и козленка—ритуальные жертвы, заменявшие обязательные прежде человеческие жертвы. Кровь животных падала на землю, попадала и на зрителей. Это был тот самый древний ритуал, о котором мне столько приходилось слышать.

Егамбе наклонился и прошептал что-то непонятное. Я взглянул на принца. Тот шепотом сказал мне, что сейчас мы увидим одно из самых редких зрелищ в Африке—перевоплощение человека в леопарда. Ахо прошептал мне, что, если зверь появится из-за кустов (видимо, это будет леопард), я ни в коем случае не должен его касаться. Нельзя также пытаться убежать. И то и другое является грубым нарушением ритуала и вызовет гнев леопардов". Далее следует подробное описание ритуала, продолжавшегося довольно долго. И вот— "Главный жрец фетиша начал петь еще громче, чем раньше. Барабан снова начал бить громко и быстро. И вдруг мне показалось, что глаза у меня сейчас вылезут на лоб: сразу за девушкой, на границе мерцающего света, я увидел тень животного; я не успел выразить своего удивления, как предо мной появился взрослый, сильный леопард. Это могло быть моим воображением. Если так, то значит, я обладал большим воображением, чем считал раньше. Еще два леопарда появились позади девушки. Они величественно прошли через площадку, и все трое исчезли в тени деревьев. Больше всего меня поразило то, что я совершенно отчетливо видел в зубах одного из леопардов цыпленка". Сошлюсь еще на одно свидетельство этого же рода. Есть сообщение, что в начале века англичанин-путешественник в Ориссе (Индия) также присутствовал на ритуале, когда юноша на его глазах трансформировался якобы в тигра.

Однако все сообщения эти говорят о превращениях, совершаемых как бы преднамеренно, кроме них, есть, однако, свидетельство и другого рода—о случаях, когда это происходит само собой, спонтанно и независимо от самого человека и неожиданно для него.

Вот один из таких рассказов:

"Тут недалеко от пекарни у дяди своего вор жил. Ну, прямо разбойник! Только из тюрьмы вышел, за убийство сидел. Я как-то в ночь работала. Смотрю, под утро идет. А взгляд у него страшный был, ну, прямо волчий, так и сверкает из-под бровей! Я как увидела его — ох, испугалась! —Я,—говорит,—погреться зашел. Иду с пастбища. А ведь дом-то рядом. Стою я, а взгляд его недобрый. А тут надо было мне угля подкинуть в печь. Только я отвернулась на секунду—смотрю: а уж рядом собака стоит. Серая, все равно что волк. У меня ноги так и подкосились. Осклабилась она, рыкнула и убежала. Я так думаю, что оборотень это был".

Запомним эту деталь, упомянутую мимоходом, как бы на полях: перед тем, как претерпеть превращение, человек выглядит не совсем обычно. Свидетельница назвала взгляд, который "так и сверкает из-под бровей". Эту нервозность, беспокойство, охватывающие человека-оборотня перед этим, упоминают и другие наблюдатели.

В Бирме живет небольшая тибетская народность—та-ман. По наблюдению этнографов, соседи племени утверждают, будто у таман нередки якобы случаи таких внезапных, спонтанных превращений. Полувшутку, полувсерьез рассказывают: таман спрашивает, не видел ли кто его жены с сыном? Когда ему отвечают, что заметили только тигрицу с тигренком, он восклицает: "Да ведь это они и есть!"—и спешит в ту сторону, где видели их.

По свидетельству самих таман, такие перевоплощения — акт непроизвольный. Внезапному превращению тигра предшествует состояние напряженности, глубокой нервозности, беспокойства. Человек оказывается во власти желания "вести себя по-тигриному", например, поваляться в камышах.

Косвенные свидетельства таких спонтанных превращений можно найти и в мифологических сюжетах разных народов. Там довольно часто присутствуют превращения в птицу, в зверя независимо от воли человека и неожиданно для него. В детерминированном мире, где существует человек и где все повязано системой причинно-следственных связей, сознание не может принять, не может примириться с беспричинным, необъяснимым событием. Стремясь вставить такое превращение в систему каких-то зависимостей, событию стараются найти традиционное объяснение в волшебстве и порче.

При вселении человека в тело тигра или в другое животное в таком комбинированном существе доминирует человеческое "я". Но совершенно непонятно, что происходит в случаях таких совершенно полных превращений. Продолжает ли господствовать в волкодлаке человеческое сознание, присутствует ли оно хотя бы или такому существу соответствует некое совершенно другое, звериное осознание своего "я"? О том, что такое возможно, говорят рассказы об оборотнях, которые, приняв образ зверя, никогда не возвращались уже ни к людям, ни в человеческий облик.